Странный почерк, вязь, похожая на брахми, одну из древнейших разновидностей индийского слогового письма, – но на русском. Кэт села, не в силах стоять на ватных ногах.
«Царевна моя, прощай».
Коты не могут писать.
– Индракумара… – прошептала Кэт, уставившись на картинку на стене. – Что же ты наделал…
Марфа Ивановна тронула ее лапой за колено. На ее матерой усатой морде рисовалось неудовольствие. Она еще раз требовательно мявкнула.
– Где он? – Кэт вскочила. – Ты знаешь! Ты обязательно знаешь!
Она лихорадочно забегала, одеваясь, заскочила в ванную умыться, вылетела через минуту, схватила ключи и кошелек.
– Идем! Идем скорее!
Марфа Ивановна быстро побежала по лестнице вниз. Наступала страшная полночь Ночи Ночей.
Стено едва успела дать шенкеля пылесосу и увернуться от железного клюва падающей в пике стимфалиды, хищной птицы-убийцы людей. Сверху снова обрушился град медных перьев. Стено взмахнула рукой, выкрикивая заклинание:
Всех сильнее на свете
Пламя, вода и ветер.
Ветер зову теперь я:
Пусть ветер развеет перья!
Стрелы, отклоненные незримым щитом, чиркали по бокам пылесоса, оставляя царапины, но не касались Стено. Она огляделась по сторонам. Над Монсальватом шел воздушный бой. Огромный ало-золотой дракон с ревом пошел вниз, выпуская черный дым из перерубленной шеи. Снизу послышался торжествующий многоголосый вопль, ответом прозвучал негодующий, столь же многоголосый. Сверкающий Пегас уносил из-под удара огромного нетопыря своего всадника, подобного утренней звезде.
Эвриала просвистела мимо, обстреливая из лука какую-то тварь с человеческим телом и кожистыми крыльями. Та шипела и отмахивалась когтистыми лапищами. Стено деловито развернула пылесос и двинулась на помощь сестре. Тварь парила чуть выше пылесоса, но теперь она прикрывала Стено от стимфалид. Те эскадрильей двинулись на поворот, чтобы зайти всей массой с левого фланга, прорвать воздушный заслон и потом обрушить стрелы-перья на тех, кто бился внизу.
– Ну щаз вам, с… летучие, – прошипела горгона, раскручивая в воздухе плеть.
Шипящая по-змеиному девятихвостка крепко обвилась вокруг лапы нетопыристой твари, впилась в жесткую шкуру тонкими змеиными клыками. Тварь пронзительно завопила и, описав по инерции дугу на плети, бросилась на Стено. Та не успела отклониться как следует, и желтый коготь вспорол щеку Елены Прекрасной. Горгона возмущенно взвыла. Эвриала ответила ей злобным кошачьим воплем. Из белокурых кудрей мгновенно поднялись черные змеи, глаза округлились, и зрачки превратились в узкие щелочки на ярко-желтом в кровавых прожилках глазном яблоке, во рту сверкнули острые змеиные клыки, а из пальцев выстрелили длинные стальные когти. Эвриала с невероятной ловкостью увернулась от очередного взмаха когтистой лапы и стрелой метнулась к твари, взмахнула рукой – и голова, снесенная веером из пяти стальных лезвий, слетела с черной шеи. Тварь закувыркалась в воздухе и полетела вниз, следом за головой, роняя черную кровь. Эвриала изящно приземлилась на круп пылесоса и, выстрелив раздвоенным язычком, плотоядно слизала жирные капли с когтей.
– Умммм, – протянула она, чуть причмокивая, – воняет, но остренько. Как французский сыр…
– Тьфу на тебя! – рявкнула Стено.
– Что поделаешь, сестрица, привычка – вторая натура. А что делать, если и натура горгонья?
– Сдерживаться! – рыкнула Стено. – Медуза вон допотакалась!
– Медуза – дура, – с отвращением протянула Эвриала. – Ну ладно, вот кончим драку, и больше ни-ни!
Стено едва успела уйти из-под горячего крыла огромного черного дракона.
– Дёру! – крикнула она. Стимфалиды с воем штурмовиков заходили с тыла. – Они за нами! Целенаправленно!
– Ну и отлично, – усмехнулась с невероятным спокойствием Эвриала. – Уводим гадов. К горам. А там орлы, сестрица.
– Умнеешь, – сквозь зубы процедила Стено. – Давай, пегасище, дуй что есть мочи! Гони, пылесосина!
Пылесос вздернул хобот, заржал и рванул вперед.
Она направилась к горам, над которыми в ледяных облаках молча взирал на воздушный бой Владыка Мертвых, а по правую руку от него на бледном коне парила, сжимая кровавый серп в руке, Смерть.
– Ой, бли-и-ин, – шепотом протянула Стено.
Агловаль осенил себя знаком Креста.
– Государь Господь мой и Дева Мария, – прошептал он. Дальше не знал, что сказать. Все было тут, в сердце, только слов не хватало. – Государь мой Господь и владычица моя Дева Мария, возьмите мою жизнь, но даруйте победу.
Глупость какая. Будто жизнь какого-то Агловаля стоит победы. И разве нужны жертвы Господу? Тут не лавка, Господь дарует победу правому, а не тому, кто больше даст. Так бы сказал Ли. Агловаль улыбнулся. Наверное, он единственный из всех там, в Городе, сразу понял, кто он такой, этот Городовой.
– Государь Господь мой и владычица моя Дева Мария! Да будет Ваша воля. Прошу лишь – ежели буду достоин, дозвольте мне узреть Грааль.
Почему он подумал сейчас о Граале – кто знает. Может, считал, что если думать о том, что будет после битвы, то обязательно останется в живых.
Или просто боялся.
В центре стояли рыцари Грааля, рыцари Монсальвата, а впереди них – сияющий Галахад, вид которого наполнял душу Агловаля священным трепетом и чем-то вроде зависти, но это было чистое чувство и светлое. Они видели Грааль – а будет ли он достоин?
Запел рог. Наступает час безвременья, час наибольшего владычества духов в эту Ночь. Агловаль поднял глаза на белое с алым драконом знамя. Вздохнул. Страх постепенно уходил, уступая место непонятной радости. Он пытался утихомирить эту странную радость, ей не место, бой еще не начался, а поделать ничего не мог. Казалось, тело наполняет шипучая, словно золотое вино, легкость, и не будет усталости, и все будет хорошо.