Самое Тихое Время Города - Страница 75

– Ну так. Хотя все равно сажают.

В кабинет бесшумно проскользнула Вика с подносом, на котором стояли две дымящиеся чашки, сахарница и вазочка с печеньем, так же бесшумно и ловко все расставила на низеньком столике и упорхнула, не сказав ни слова. Печенье пахло изумительно вкусно, по-домашнему, отчего Андрей совсем успокоился. Алексей Владимирович отхлебнул из чашки и снова раскурил трубку.

– Вкусно Лидушка печет, правда?

– Очень вкусно, – похвалил Андрей.

– Ну-с, далее. Спрашивать, почему проект этой ветки отдали мне, было совершенно невозможно. Я ведь мостостроитель, мы как раз первый метромост построили – знаете, тот, который к «Киевской»? Должен признаться вам, что, пока строил я эту ветку, произошел со мной прелюбопытнейший случай… Сон мне приснился тогда нехороший. Словно бы строю я свою ветку, а выходит она не туда, куда надо, а в подвал какой-то башни. И во сне знаю я, что не надо мне в эту башню. Что-то там дурное. И ветка моя, если я ее дострою, приведет как раз в эту башню. Понимаете, во сне мне так не хотелось этого строить, так не хотелось, что я, в том самом сне, что-то такое сделал… Не помню даже, что именно, но проснулся я, зная, что сделал как надо и что ветка не поведет в ту башню. – Он помолчал, глядя на свои здоровенные ручищи. – И, надо сказать, не мог я отделаться от мысли, что все не совсем во сне было. Дурь, чушь – а вот было такое ощущение. Вот черт его знает, словно руку кто-то направлял. Но закончили мы ветку в срок и по проекту. На приемной комиссии меня похвалили и предложили самому испытать эту самую ветку метро. Честь, сказали, оказывают. Первооткрыватель, так сказать. Я согласился, конечно. Ну подали поезд, я в него сел, поезд тронулся. И вот еду я, и мысль у меня одна: в башню в ту мы едем. Ощущение в точности такое. И тут я ни с того ни с сего возьми да и ляпни: «Господи, да не хочу я!»

Он снова смущенно глянул на Андрея. Андрей кивнул. После Вознесенского переулка он уже ничему не удивлялся и вряд ли бы стал насмешничать над молитвой.

– Ну-с, вот… Едем мы, значит. Потом чувствую – поезд вроде бы скорость увеличивает. И не просто увеличивает, а разгоняется так, что за стеной все слилось в единую серую полосу. Я было встать хотел, да меня от этой жуткой скорости буквально припечатало к спинке сиденья – пошевелиться не могу. Сижу, знаете, молюсь – все молитвы нянькины вспомнил, со страху зубы стучат. Ну, думаю, натворил ты дел, Фомин… А потом мысль нехорошая закралась – не честь это, а просто на мне же мое творение и испытывают… Вдруг как вспышка, такая сиреневая – и поезд стал помаленьку снижать скорость, а после и совсем остановился. И свет погас, а когда зажегся снова – смотрю, мы стоим на станции, которой я совершенно точно не проектировал… Я еще сильнее испугался. Двери открыты, ну я выскочил на перрон и кричу машинисту: «Мы где?» – а он не откликается. Побежал тогда вперед, к кабине – кабина пустая! Нет моего машиниста, Васи Стрельченко, – нет как нет. Я туда-сюда – странная станция какая-то, просто гладкие стены кругом и ни входа, ни выхода. Вдруг голос слышу: «Товарищ Фомин?» – на платформе двое стоят, в форме, при оружии. Только странные какие-то, как двое из ларца, одинаковых с лица, и, главное, теней не отбрасывают! Тогда я не сразу внимание обратил – освещение было странное, непонятно откуда шло. «Да, говорю, я академик Фомин». – «Пройдемте с нами». Подходим к стене – стена отъезжает в сторону, а за ней еще один зал открывается. Огромный, темным гранитом выложенный. Я одно время древней историей увлекался – так вот, мне показалось, будто мы внутрь пирамиды попали, и сейчас чуть ли не сам Хеопс к нам явится. Явиться-то, конечно, явился, но не Хеопс, а так, человечек плюгавенький, лицом не вышел: я б его во второй раз встретил – не узнал бы. И давай со мной разговаривать – мол, метро я построил отменное, и мне положена за это награда. Какая, говорю, позвольте узнать? А он мне, значит, и говорит: хотели мы вас расстрелять, чтобы никто другой больше такого метро не построил, значит». И хихикает, так что не поймешь – шутит он так или взаправду. У меня аж в животе похолодело. Да-с… «Да нет, – говорит. – На самом деле за упаднические настроения, коими вы своих подчиненных смущали». Я прямо опешил. Он продолжает: «А чего вы молитвы тут всякие читаете? Да „Господи“ говорите?» Вот откуда узнали, а? Я же только сам с собой!

Академик опять посмотрел на Андрея. Тот не знал, что ответить, хотя пробрала дрожь. Что-то или кто-то стоял за этой историей, и ощущение от этого «кого-то» было примерно такое же, как от тех «робокопов-терминаторов», что загоняли Вику в школьном дворе. И ими тоже командовал какой-то плюгавец…

– Словом, я перепугался – еще бы, в мысли забрались! А там у всех нас много такого, за что не только сесть можно… Ну, думаю, все. И тут говорит он: «Не будем мы вас расстреливать, а вместо этого поручим вам работать над секретным проектом». Я так обрадовался – ведь смерть мимо прошла! А тут такое! А тот говорит: «Прошу подписку о согласии». Тогда-то я не обратил внимания, что не о неразглашении… И подписал. Он говорит: «Нет, вы за всю семью пропишите». Что не разгласят, мол. И это я тоже подписал. Как же я радовался тогда! А тот смеется: «Хорошо, – говорит, – что вы согласились. Теперь жить будете, как сыр в масле кататься, и вам, и семье вашей все, что только пожелаете, будет, а то и больше. И не расстреляют вас, потому как уже другого вместо вас расстреляли. Вашего заместителя, – говорит. – Надо же кого-то расстрелять? На крови, понимаете ли, башня крепче стоит». И так ухмыляется покровительственно. И тут меня словно током ударило. Кричу: «Не надо мне ваших наград! Не буду я вам ничего больше строить!» А он рассмеялся и говорит: «Не надо? Ну насильно мил не будешь. Отказываетесь, значит?» Я снова отказываюсь! «Ну как хотите, товарищ Фомин. Подпись-то вы уже дали. А слово – оно слово. Теперь вы наш, никуда не денетесь. Будете башню строить, будете». Эти, в форме, уже меня волокут к поезду, впихивают в вагон, поезд трогается – без машиниста, заметьте! Я уж ждал, что по приезде возьмут меня и пойду я в лучшем случае в шарашку. А девочки мои, а Лидушка… Ох и проклинал я себя тогда!