– Перепсиховал я. – Он потер лицо руками. – Давайте домой поедем… Вы ведь знаете, как домой, а?
Похмелеон молча кивнул.
– Так чего этот Николай к тебе заявился?
Игорь вздохнул:
– В семь пар чистых приглашал.
– А на самом деле?
Игорь хмыкнул:
– Догадливый вы, сударь мой.
– А шо делать? – пожал плечами Похмелеон и, дернув носом, поправил очки. – Живу я тут.
– Я ему нужен. Может, потому, что чую переходы и хожу по ним. Может, я что-то еще могу. Может, просто опасен, и он теперь будет меня убирать, раз не удалось к себе перетянуть. Как ребят. Может, я нужен даже не Арамису, а тому, кто его за ниточки дергает. Манипулятору.
Почему он был так откровенен с Похмелеоном, он и сам не знал. Может, потому, что бывают такие люди, которым сразу веришь.
– Ну тогда охотится за тобой он. Манипулятор. Эйдолон. А тебе подсунули Эвтаназию.
– Не Николай… Страшноватенько как-то. Кто он? Зачем это все ему?
Похмелеон рассмеялся:
– А вот дьявол его знает. В прямом смысле слова.
Игорь насупился. Долго молчал. Потом выдохнул:
– Теперь я точно с вами.
– А я и не сомневался, – снова подергал носом, поправляя на переносице очки, Похмелеон.
Игорь вздохнул. Он устал. Очень. Руки словно свинцом налились. Даже пугаться сил не было.
– Спать охота, есть охота… А у меня дома стол ломится – гад Николай натащил деликатесов. Думал взять Портоса через желудок, – усмехнулся Игорь.
– Вот и попируем за его счет!
– Это уж точно, – повеселел Игорь.
– Он требует договора!
– Спокойно, – говорила Лана. Сон занес их на какую-то улочку, откуда между домами виднелось играющее на солнце море. И все же это была Москва. Или Город? – Спокойно. Раз требует, значит, так ничего с тобой сделать не может. И с Катей тоже, раз не забрал ее до сих пор. Нужно согласие, без него он ничего не может. Тяни время, требуй привилегий. Требуй выгод. Капризничай. Играй жадную дуру. Мы найдем выход.
– Лана, почему ты помогаешь именно мне?
– Просто ты единственная, кто еще не дал согласия. И у тебя есть шанс вырваться отсюда. А значит, ты можешь помочь мне.
Трое ученых мужей шли ярким майским днем на обед в столовую президиума Академии наук.
– Понимаете ли, для чистоты эксперимента необходима стабильность воспроизведения результатов, – говорил высокий и худой в длинном плаще, похожий лицом на римского центуриона, выслужившегося из солдат.
– Совершенно согласен с вами, Иван Федорович, – отвечал носатый очкастый блондин, чистый пулеметчик Ганс.
– Но о какой стабильности и воспроизводимости может идти речь, если мы сами минуту спустя уже не те, что были минуту назад? Это уже не я воспринимаю результаты эксперимента, а другой я!
– То есть вы хотите сказать, что на протяжении времени действует некий ансамбль меня, причем со смещением по времени, и восприятие получается тоже ансамблевое?
– Точно, Алексей Александрович! Причем воспринимаем мы тоже не неизменное событие, а некий ансамбль событий!
– И, таким образом, никакой речи о стопроцентности чего-либо быть не может.
– Именно!
– А я согласен!
– И каков выход?
– Выход очень странен. Необходима личность, которая поднимется над ансамблем, восприняв его и все, что он делает, в дискретную единицу времени.
– Ага. Личность из ансамбля.
– Непременно из ансамбля.
Иван Федорович помолчал, а затем изрек:
– Я понимаю, почему все «прорывники» ненормальные.
– И почему культовые писатели зачастую пьют и ширяются, – вступил в разговор третий, со смешливой физиономией бывалого ушкуйника.
– Именно. Они выходят из ансамбля и поднимаются над ним ради вот такого дискретного восприятия.
– Ого! Опять марсиане шебуршатся!
Все трое повернули головы в сторону уже бог весть сколько ремонтируемого двухэтажного дома девятнадцатого века. Туда постоянно подвозили какие-то стройматериалы, и они исчезали в доме с концами, как в черной дыре, а дом как стоял без окон, так и продолжал стоять. Ученые мужи дано уже решили, что там, внутри, прячется нуль-портал с переброской на Марс.
– А вон и побежал один, – расхохотался Алексей Александрович. Из дверного проема вышел крепкий и немного набыченный молодой человек довольно интеллигентного вида. За ним появился какой-то неопределенный мужичонка, поправляя очки на остром носу.
– Целых два, сударь мой! – погрозил он пальчиком ученому мужу Гансу. – Целых два, и прямо с Марса.
– А еще вас будет? – спросил тот.
– Обязательно! – радостно ответил мужик, как-то заковыристо взмахнув рукой. – А сейчас позвольте откланяться, и приятного аппетита!
– И вам! – хором ответили ученые мужи и продолжили свое странствие к столовой как ни в чем не бывало, словно тут же позабыли о разговоре.
– Ну видел? – прошептал Похмелеон. – А ты говоришь – нормальное ненормальное! Избранный, уникальный! Да для них такое нормально, что ни одному ненормальному и не снилось! Иначе хрен бы они меня увидели, если б я не захотел сам.
Игорь засмеялся.
Проводив после хорошего застолья Похмелеона и неотделимого от него Армагеддона, который уже ждал их у порога, Игорь устало сел на диван. После майских праздников на голову свалилось столько, что подумать и разобраться в себе времени почти и не было. Но сейчас он словно остановился после долгого бега. Нет, надо передохнуть. Он сидел, гладя Гигабайта, урчавшего у него на коленях, и вспоминал и лес с Госпожой Луной, и разговор у костра… какое-то имя тогда ему показалось знакомым…
Фомин!
Игорь вскочил. Гигабайт с обиженным мявом скатился с колен. Игорь бросился в родительскую комнату, ругаясь, дернул стеклянную дверь шкафа, нетерпеливо крутя в скважине упрямый ключ. Наконец шкаф открылся. Старый, потрепанный альбом, вот он, точно, там должно быть…