Самое Тихое Время Города - Страница 140

140

Как заклинание. А вдруг так оно и есть, и Вождь именно потому и живет до сих пор?

– Как зовут-то вождя? – коротко спросил он бронзового шахтера, который заглядывал в раскрытую книжку девушки.

– А? А никак. Нет имени у Вождя. Потому он и Вождь.

И почему-то тоскливо стало Андрею оттого, что лежит в его Москве в Мавзолее бывший живой человек, несчастный человек, пытавшийся осчастливить всех – кого по воле, кого против. Андрею всегда казалось, что под конец жизни этому человеку отлилось в полной мере – осознанием сотворенного им ужаса, бессилием исправить что-либо и превращением в идола. А на смену ему пришел иной Вождь – расчетливый циник. И тот, кому поют заклинание здесь, – не тот и не этот, а просто – Вождь. Как и тот тип, которого он назвал Лаврентий, вовсе не Лаврентий, а какое-то страшное понятие, миф о Лаврентии, как тут – миф о Вожде…

Андрей даже не ожидал, что маршевое действо так будоражит кровь и заставляет биться сердце, и хочется маршировать вместе со всеми, и радоваться, и петь. А что, ведь рядом такие красивые, сильные, правильные молодые люди, и нашу радость, наше спокойствие охраняют такие бронзовые, такие суровые и отважные солдаты. А впереди вставала красная стена, в которой кирпичиками были замурованы те, кто помогал возводить Цитадель Нового Мира…

Кирпичики. Цитадель.

Башня.

И все. Сердце упало. И сквозь марш и хор прекрасно поставленных голосов стал слышен дальний, протяжный, мучительный зов рога и лай призрачных псов. И еще мерный, неотвратимый шаг.

Охота.

И Те-кто-стреляет-с-той-стороны.

Андрей огляделся. Процессия поравнялась с открытыми воротами Александровского сада. А над головами веселых статуй с «Площади Революции» уже виднелись головы рослых статуй-стражников, и лучи ликов шарили по Москве. Он обменялся взглядом с Фоминым. Академик был серьезен и собран. Он кивнул Андрею. Женщины поняли – сейчас надо будет бежать туда, где за оградой билось такое живое в этом городе неживых пламя Вечного огня.

Студент и колхозница чуть посторонились – этого было достаточно, чтобы броситься очертя голову вперед, мимо оцепеневших бронзовых часовых туда, к живому алому огню.

– Вот они! – прогудело над толпой. Музыка стихла, шаги замерли. Только алый луч с высоты Дома Советов, недреманное Око Вождя шарило по Москве.

– Бего-о-ом! – заорал Андрей, и все бросились к огню.

Рог. Лай псов. Чеканный шаг преследователей.

Такой краткий рывок, так близко – и так далеко.

Взвод в серых шинелях вбил в асфальт последние шаги и замер. Развернулся к Вечному огню. Ладони отбили ружейный прием – четко, без сбоя. Ряд черных зрачков глянул на Андрея.

Он был сам теперь на Той Стороне, и здесь пули настигнут его.

Красный луч чиркнул по брусчатке прямо у ног. Андрей опомнился.

– Не возьмете, – хрипло выдохнул он, бросаясь к огню.

Фомин уже достал желтые листки с сизыми выцветшими печатями, и огонь спокойно охватил их, пожирая раз и навсегда.

Красный луч снова чиркнул по брусчатке. Так близко.

– Вика, в сторону!

Листок горел. Огонь подбирался к подписи.

Академик стоял неподвижно, обняв жену. Светка, разинув рот и раскрыв глазищи, растопырила руки, словно пытаясь защитить родителей. Вика шагнула вперед.

– Готовсь! Целься!

Звук передернутого затвора, многократный, усиленный эхом.

Время растянулось до неимоверности.

Красный луч медленно полз к Вике. А она стояла и смотрела, застыв от ужаса, и не могла сдвинуться с места.

– Вика!!!!

– Пли!

Рывок. Оттолкнуть уже не успеть…

Залп. Грохот. Острый запах пороха.

Это пули или ясеневое копье рыжей охотницы?

Только бы не достало до Вики… она и так мертвая… больно… что со мной… Господи!.. Вика!..

Кто это кричит так?

Подпись догорела, и пламя взвилось, закрывая весь мир. Оно было белее белого, и в сердцевине его нестерпимо сияла Чаша.

…Красная Женщина пятилась к зеркалу. В лице ее не осталось уже ничего хищного, только ужас и непонимание – как она могла проиграть, она не может проиграть! Он, Эйдолон, всегда побеждает! Он же должен ей помочь! Он обещал ей жизнь! Он обещал ей Игоря!

Анастасия наступала, скалясь, как большая хищная кошка. Драка была простая, грубая и жестокая, бабская, которой страшнее нет. Голова кружилась. Наверное, за ней остается кровавый след… ничего. Рассвет уже пробивается сквозь окна, еще немного, совсем немного продержаться…

Красная Женщина вдруг заскулила, сжалась и бросилась к зеркалу. За ней уже не тянулось еле заметного серого прозрачного поводка. Эйдолон отбросил поврежденное щупальце. Оно уже ему не было нужно, и женщина превратилась в дрожащее безумное существо, которое никогда и не было человеком. Даже животным. «Пузырь земли». Последний инстинкт бросил ее к темному стеклу, она распласталась на нем, но теперь ей было не войти туда.

А в окно ударил бледный луч встающего солнца. Огни в зале погасли, луч ударился о поверхность зеркала, и оно вспыхнуло на миг, как расплавленное золото, и снова стало темным. И лишь мерцающий силуэт на зеркале некоторое время напоминал о том, что здесь только что была Красная Женщина. Потом и он исчез.

– Даже и «покойся с миром» не скажешь, – беззвучно прошептала Анастасия, устало припадая лбом к гладкой холодной поверхности. Посмотрела в зеркало. Увидела себя – перемазанную кровью и пылью, в разорванном платье, встрепанную, ужасную. Она разжала ладонь. Багровую, распухшую. Плетеночка была цела. Анастасия тихонько обхватила ее ладонью.

– Господи, как я устала, – пробормотала Анастасия и села на пол, привалившись спиной к стене. Закрыла глаза и заплакала. Очень было жалко «малахитового» платья. Таких теперь не шьют… Очень хотелось спать.

140