Сначала Анастасия с Игорем шли по асфальтовой дороге, безлюдной, тихой, без машин. Как всегда бывает во сне, идти было легко-легко. Слева внизу тянулся песчаный берег, справа стояли террасами корпуса пансионата или чего-то в таком духе. Было раннее утро, теплое и пасмурное, но не душное. Молочно-белое море тихо шумело внизу и впереди, где широкий залив дугой вдавался в берег. Пахло солью. Границы моря и неба не было видно, и казалось, что это не морское, а небесное побережье.
Они перелезли через металлические перила и спустились по невысокому мергелевому обрыву на берег. Влажноватый крупный кварцевый песок приятно холодил ноги. Игорь наклонился и поднял маленький камешек.
– Аметист, – удивился он и швырнул его в воду. Море тихо накатывало и так же тихо, лениво и тягуче отступало, словно делало берегу легкий ленивый массаж. Анастасия осмотрелась. Вдоль по дороге, чуть дальше, виднелось невысокое цилиндрическое здание из стекла и алюминия, с голубым прозрачным куполом и лестницей, охватывавшей строение спиралью. Наверное, столовая или административный корпус. Берег везде был одинаков – небольшая ступенька метра в полтора и под ней песчаный пляж.
– Где же они? – спросила она.
– Рано еще, – ответил Игорь, садясь под ступенечкой, под языком спутанных корней и травы. На траве спала огромная бабочка-махаон с жесткими бледными крыльями. В каменистой стене торчали мелкие друзы разноцветных кристаллов, рядом с рукой Игоря валялась расколотая жеода, в которой пряталась щетка аметистов.
Они немного посидели, а потом сверху посыпалась земля, и на песок скатилась Катя, деловито сопя и хитро улыбаясь. Она прижимала к себе одной рукой одновременно куклу и кота. Черного одноглазого кота. Игорь вздрогнул. Вилька висел в руках у Кати и делал вид, что он игрушечный.
– Вилька! – позвал Игорь, но Вилька хитро притворялся игрушкой, даже мех у него оказался синтетический.
– Мама! – заверещала Катя и, выронив свои игрушки, побежала к Анастасии.
Игорь подобрал куклу и кота и сел в сторонке, чтобы не мешать. Но Катя все равно притащила маму к Игорю.
– А ты мне больше нравишься без бороды, – безапелляционно заявила она, посмотрев на трехдневную Игореву щетину. – И маме ты без бороды больше нравишься!
– Катя, – зашипела Анастасия, но Катя только округлила глаза:
– Но ведь это же правда! А ты сама говорила, чтоб надо правду, а не врать! Он без бороды лучше!
– Катя, – попытался перевести разговор на другие рельсы Игорь, – а как тебе тут?
– Ой, тут хорошо! – вскочила Катя.
Кот перестал делать игрушечный вид и сел.
– Вилька же! – поймал его за шкирку Игорь. Кот покорился и свернулся на коленях у хозяина.
– Вилька со мной живет. И с бабушкой. Она пошла молоко пить, – махнула куда-то рукой Катя. – Там такие белые коровы, с красными ухами. Они с тети-Ланиной мамой их доят. А тетя Лана делает такие вкусные пироги с малиной! Я вчера четыре вот таких куска съела! – Катя показала руками, как рыболов показывает огроменную рыбину.
Игорь тихо хихикнул. Анастасия улыбалась во весь рот.
– Ма-а-ама, – вдруг нежно-нежно протянула Катя. – А когда мы вернемся, мы будем у него жить? Все вместе, да?
Анастасия растерянно захлопала глазами.
– А… ну… но ведь мы с бабушкой живем!
– Ну и что? – надулась Катя. – Бабушка тоже с нами будет.
«Девочка, ведь я убью твоего отца», – подумал Игорь, глядя в серый потолок. За окном было уже светло. Игорь прислушался. В комнате Анастасии было пока тихо. Он встал и тихонько пошел в ванную – бриться.
Когда Анастасия вошла на кухню, на запах кофе, она, глянув на Игоря, покачала головой, затем фыркнула:
– Катька, паршивка… Побрился-таки!
Игорь пожал плечами:
– Она сказала, что так лучше.
– И, понимаешь ли, права!
В доме Фоминых было настолько по-настоящему, что Андрей ощутил, как к глазам подступают слезы. Вспомнилась тетя Поля, двоюродная бабушка, ее старомодные платья с круглыми воротничками, береты с хвостиками, любимая вазочка для варенья, кружевные салфеточки, старый-престарый резной буфет – вот откуда все было, из каких лет…
Где-то бормотал репродуктор, наигрывал «Рио-Риту». Громко тикали часы. За окном стоял вечер, но не яркий вечер современной Москвы, не темный вечер Москвы семидесятилетней давности, а страшный и непроглядный в буквальном смысле слова. Андрей давно заметил, что окна в доме Фоминых всегда показывают не то, что на самом деле находится снаружи, но сегодня они показывали именно то. Темноту. Ощутимую, непроглядную и непроходимую. Только один-единственный переулок чуть светился тускло-желтым – именно по нему Андрей сегодня и пришел сюда. Переулок с его картины – «Последний переулок». В конце которого ждали Выстрелы-с-той-стороны.
Сегодня он шел между мертвых домов, в которых теперь жило только тусклое эхо. Дома, окружавшие дом Фоминых, были еще мертвее. Они даже не казались домами – скорее, структурированным мраком, и Андрея невольно пробирал ужас, когда он начинал себе представлять, что там может обитать. Не жить – там не может быть жизни, а именно обитать. Он с трудом подавил порыв свернуть в сторону и посмотреть, что там, на месте школы и полуподвального зальчика. И еще он знал, что в беспроглядно-черных провалах затаились Те-кто-стреляет-с-той-стороны.
Лидия Васильевна наливала чай из фарфорового чайничка, Вика ставила на стол вазочки с домашним печеньем, Света почти демонстративно читала какую-то книжку, забравшись с ногами в кресло. Кажется, она с самого начала за что-то Андрея невзлюбила.